Есть очень распространенная точка зрения – а распространена она как в России, так и за ее пределами – о том, что российская космическая отрасль полностью недееспособна. В статье про ПТК НП «Орел» я писал, что вряд ли кто-то вообще может правильно оценить реальные возможности Роскосмоса. Однако я попробую если не сделать это, то хотя бы пояснить, как я сам подхожу к этому вопросу.
Любая национальная космическая отрасль обладает определенным инженерно-техническим потенциалом. Он зависит от наличия необходимых технологий в этой стране, уровня развития смежных отраслей, опыта космической деятельности, от квалификации трудящихся в отрасли инженеров и рабочих. Так, российская космонавтика обладает значительным опытом, но потеряла квалифицированные кадры в1990-х и 2000-х годах. Качество проектирования ниже, чем в США, используемые технологии устарели. Возможности российской промышленности далеко не абсолютны: недостающие космонавтике электронику и другие комплектующие приходится импортировать.
Санкции отрезали российскую космонавтику от импорта. Они стали тяжелым ударом, но не смертельным. Постепенно западные комплектующие замещаются отечественными и китайскими. Само собой, по характеристикам новые комплектующие уступают западным, а значит, отставание российской космонавтики закрепляется.
Занижать технологический потенциал отрасли, впрочем, тоже не стоит. Технологическое отставание отличало и советскую космонавтику: ее первоначальные успехи были вызваны лишь наличием достаточном мощной ракеты Р-7. При этом, несмотря на отставание, СССР строил орбитальные станции и успешно запускал автоматические аппараты к Луне и Венере (а вот исследование Марса оказалось уже за пределом технологических возможностей страны).
Сейчас, для примера, российская навигационная система ГЛОНАСС значительно превосходит китайскую Beidou по точности определения координат, несмотря на то, что в Beidou в полтора раза больше спутников. И это не единственное достижение Роскосмоса.
В итоге, Роскосмос сохранил ракетные технологии и даже способен развивать их, все еще сохраняя заметное отставание от США и Европы. Для примера, теоретически, Россия могла бы построить свой аналог Falcon 9. Он получился бы менее совершенным, но, скорее всего, оказался бы дешевле оригинала за счет более дешевой рабочей силы. А вот с водородными технологиями ситуация хуже: Центр им. Хруничева получил финансирование на разработку кислородно-водородного разгонного блока около пяти лет назад, но результатов представить не смог. Впрочем, нельзя исключать, что находящийся в тяжелом финансовом кризисе, Центр просто потратил эти средства на операционные расходы.
Что можно сказать наверняка, так это то, что России не по силам создать инструменты для амбициозных астрономических проектов серии «Спектр». Реализовать их получится только в рамках партнерства с западными странами.
Для сравнения, технологические пределы американской космонавтики находятся на совсем ином уровне. Так, космическая обсерватория им. Вебба, запуск которой неоднократно переносился, судя по всему, находится на границе того, что может реализовать НАСА. Экспедиция на Марс американскому агентству и вовсе не по зубам, а вот Луна является вполне достижимой целью.
Роскосмос не умеет правильно оценивать свои технологические возможности. Результатом этого стали проекты, разработка которых продолжается долгие годы безо всякого заметного прогресса.
С другой стороны, отсутствие успехов в большинстве направлений не обязательно означает, что Роскосмосу они не по зубам. Результат работы Роскосмоса, как и НАСА, определяется не только национальным инженерно-техническим потенциалом. На него влияет много других факторов. Аналитики часто о них забывают, объясняя все проблемы технической неспособностью отрасли создать ту или иную технику.
Для примера, давайте вспомним историю американского пилотируемого корабля «Орион» (Orion). Контакт на разработку CEV Orion выиграла компания Lockheed Martin в 2006 году. Разработка велась в рамках лунной программы «Созвездие» (Constellation), которую Барак Обама, став президентом, благополучно закрыл в 2010 году. Новая президентская администрация инициировала переход к космической стратегии Flexible Path («Гибкий путь»). В период пересмотра стратегии работа над кораблем не могла не замедлиться. Однако «Орион» сумел выжить в этом процессе, потеряв приставку CEV в названии. Кроме того, изменение задач потребовало внесения изменений в его конструкцию.
Одновременно с этим, встал вопрос о продлении эксплуатации МКС после 2015 года. До этого срока Европейское космическое агентство оплачивало свою работу на станции запусками грузовых кораблей ATV. НАСА согласилось в качестве оплаты после 2015 года принять от ЕКА служебные модули для корабля «Орион», сделанные на основе корабля ATV. Таким образом, за разработку и производство служебного модуля американского корабля теперь отвечает Airbus D&S.
Разработка корабля «Орион» финансируется по схеме cost-plus, по которой заказчик (т. е. НАСА) оплачивает все дополнительные расходы, возникающие в процессе разработки. Из-за этого генеральный подрядчик (Lockheed Martin) больше заинтересован в долгосрочной разработке, которая приносит стабильный большой доход, а не в эксплуатации корабля.
Согласно первоначальной концепции лунных экспедиций времен программы «Созвездие», НАСА планировало использовать для запусков кораблей «Орион» огромную ракету Ares V («Арес-5») грузоподъемностью до 188 т (71 т к Луне). Из-за этого корабль, в отличие от своего предка «Аполлона», весьма ограничен в энергетических возможностях – проще говоря, он несет мало топлива.
На замену «Аресу-5» НАСА с 2011 года разрабатывает ракету SLS. Однако из-за того, что она может вывести только 70 т на низкую орбиту Земли (26 т к Луне), в современных планах НАСА экспедиция на поверхность Луны требует четырехпусковой схемы: помимо SLS необходимо использовать еще три тяжелых ракеты либо для запуска и дозаправки лунного модуля (предложение Dynetics), либо для запуска элементов лунного модуля по отдельности (Blue Origin).
И, наконец, чехарда с планами привела к тому, что расписания разработки корабля и ракеты для него не сошлись. Теоретически, «Орион» можно было запустить в космос и в 2020 году. Однако первая ракета SLS для него будет готова только к концу 2021 года. А первый полет с астронавтами на борту можно не ждать раньше 2023 года, т. е. срок от начала разработки до первой пилотируемой экспедиции составит 17 лет.
Если подвести итог, то получится, что разработка корабля «Орион» так сильно затянулась из-за частых пересмотров долгосрочной стратегии, политики (привлечение ЕКА), проблем с финансированием и ошибок планирования. Ровно те же проблемы оказывают свое негативное влияние на любую национальную космическую отрасль, включая и российскую. Но в России они выражены намного ярче из-за высокой централизации и крайне низкого качества управления в Роскосмосе.
Теперь давайте кратко вспомним историю корабля ПТК НП, который в первые годы даже называли Orionski из-за того, что слишком уж очевиден был источник вдохновения российских инженеров.
РКК «Энергия» выиграла контракт на создание корабля в 2009 году. Изначально корабль был околоземным, но в 2011 году он пережил полную смену концепции, превратившись в лунный. В 2013 году завершилась разработка технического проекта, но 2014 году рухнули мировые цены на нефть, оставив российский бюджет без валютных доходов, а российскую космонавтику – без финансирования. Еще одним следствием кризиса стала задержка в формировании новой Федеральной космической программы на 2016-2025 годы. Она была принята не в 2014 году, как планировалось, а только в 2016. И в эти два года неопределенности многие работы были поставлены на паузу.
За последние годы ключевых технические проблемы ПТК НП были решены, а значит, с технической точки зрения, он может быть построен. Вполне возможно, что корабль будет готов к летным испытаниям в 2023 году. Однако для этого необходимо вовремя построить и стартовую инфраструктуру для него и ракеты «Ангара» на космодроме Восточный. Кроме того, разработка сверхтяжелой ракеты не была начата в 2014 году из-за резкого сокращения федерального бюджета. В обозримой перспективе такая ракета не появится, а «Ангара-А5» годится только для проведения летных испытаний на орбите Земли. Следовательно, никто не может сказать, когда начнется эксплуатация ПТК НП и начнется ли она вообще.
Легко подметить, что проблемы, с которыми столкнулись проекты «Ориона» и ПТК НП, совершенно идентичны. И в обоих случаях они не были смертельными для проектов. Опасаться можно было лишь закрытия проектов по финансовым причинам или при радикальной смене стратегии. Однако космические проекты на поздних стадиях разработки набирают определенную инерцию, преодолеть которую становится сложно. Именно это уже более 10 лет защищает российскую ракету «Ангара», несмотря на то, что к ней накопилось множество претензий.
Если вы хотите понять, какое будущее ждет один из российских космических проектов, задайте себе последовательно три вопроса:
1. Может ли Роскосмос технически осилить этот проект? Например, для многоразовой ракеты среднего класса «Амур» ответ будет положительным. В ней нет каких-то недоступных технологий.
2. Выделено ли финансирование из бюджета на этот проект в достаточном объеме? Получает ли его подрядчик? Финансирование ракеты «Амур» в Федеральной космической программе не было заложено, т.е. дальше эскизного проекта она не продвинется, пока не будет принята новая программа. А это займет несколько лет.
3. Как далеко продвинулась разработка? Есть ли вероятность закрытия проекта в связи со сменой стратегии? Упомянутый выше «Амур» не прошел и второй этап, но все-таки рассмотрим его здесь. Разработка ракеты только началась. Сейчас это инициативный проект Роскосмоса, который может исчезнуть так же внезапно, как и появился. В какую-то долгосрочную стратегию он не вписан.
Таким образом, на появление «Амура» пока что особо надеяться не стоит.
Сам по себе факт растягивания сроков в Роскосмосе не обязательно означает, что он не может реализовать какой-то проект. Это просто результат общей неэффективности отрасли. И если этот проект не будет закрыт в связи со сменой планов, рано или поздно мы увидим результат. Для примера, «Луна-25» и другие автоматические станции не являются приоритетными и не финансируются должным образом, но шансы у них есть. А вот для постройки ядерного буксира научно-технического потенциала отрасли вряд ли хватит.